Klava 19.10.2012 23:52 tkabber

Маленький детеныш норочки дрожал и жался к матери. Норка-мать и сама отчаянно боялась. Она прижимала дочурку к себе, розовым влажным языком гладила ее искрящуюся в темноте шерстку. Норка-дочь поднимала к матери миленькую мордашку с мокрым носиком и бусинками глаз, глядела на нее. Мать отводила тоскливый взгляд и вновь гладила языком длинное, тонкое, грациозное тельце дочери. "Ах, если бы не эта драгоценная шкурка, которой наградил нас Создатель! Если бы не эта шкурка...", — думала норка. Глаза её заволоклись туманом. Мать словно впервые разглядывала детёныша. Маленький пушистый комочек отливал золотом, каждая ворсинка на шкурке дрожала и искрилась. По спинке норочки проходила бурая полоска, плавно переходящая в хвост. Тоненькие ушки, мягкие шёлковые усики, на прикрытых веках вздрагивают тёмные реснички. Хруст ломаемых веток насторожил норку. Кто-то шёл к ферме. Это шаги двуногих, она их не спутает ни с чем. Следом раздался лязг замка, и в широких дверях фермы появилось двуногое существо. Норка, зубами схватив за загривок детёныша, заметалась по клетке.Мать спрятала детёныша за спину и, выставив грудь, приготовилась к защите. Шорох и писк, доносившиеся из других клеток, отвлекли ее. Норки в страхе метались в клетках, коготками поднимая в воздух кучи соломы и остатки еды.Норка-мать, крепко прижимая к себе детеныша, не сводила глаз с двуногих. Скрип открывшейся соседней клетки лишил норку последних сил. На ватных, дрожащих лапах припала она к соломе. Ей и её ребеночку выпало счастье прожить еще полчаса, а может, двадцать минут, а может, десять?.. Схватив за задние лапки,палач извлек из клетки ее соседку, голубую норку. Та не сопротивлялась; покорно смирившись, с ужасом в глазах застыла она в руках живодёра. Её ещё мокрый нос, с которого свисала зацепившаяся соломинка, касался земли, сплошь залитой кровью. На глазах обезумевшего от страха норочьего племени двуногий с размаху ударил голубую норку об пол, и она, пару раз дернувшись, безвольно затихла. Ее грациозное тельце, отливающее черненым серебром, не шевелилось от дыхания,только маленькие лапки бились в судороге. Из приоткрытой пасти торчали наружу острые белые зубы — казалось, что норочка истерично смеется. Двуногий раскатисто расхохотался, обнажая желтые от никотина зубы. Затем, не выпуская из рук, подбросил голубую норку. Она вновь задышала,вобрав в легкие порцию воздуха, но в голове у бедняжки все ещё был туман.Волоча норку по полу, двуногий подошел к окровавленному столбу, где торчал закрученный крюк с кусками шерсти на конце, и подвесил норку за лапки. В его руке блеснуло лезвие ножа. Рвущиеся в страхе мышцы норки ощутили холод стали, проникающий сквозь кожу. От острой невыносимой боли голубая норочка вся выгнулась, а затем собралась в комочек. Норка-мать со страхом в глазах следила за казнью. И наполненное страхом сердце болело не за себя, а за маленькую дочурку. Она крепче прижалась к теплому комочку, в котором пока еще теплилась жизнь.
Что было дальше, норка- Мать помнит плохо. Помнит только, как открылась клетка, как вырвали из лапок ее дочурку, как она когтями вцепилась в двуногого, как, изодрав в кровь пасть острыми зубами, пыталась прокусить стальную решетку, как тяжелый предмет раскроил ей череп, и кровь ручьем залила ей глаза. Потом она провалилась во мрак. Когда пришла в себя,перед взором все плыло, двуногие силуэты двоились... Шорох под носом заставил оглянуться...

Окровавленный, все ещё живой комочек пытался доползти до матери, но не мог. Из разорванной пасти на солому стекала красная нитка слюны. Сделав последнее усилие, несчастная жертва уткнулась сухим носом в грязный пол. И только глаза, затянутые смертной пеленой, в которых все ещё осталась вселенская боль, безотрывно смотрели на мать. Затем все померкло перед гаснувшим взором маленькой золотой норочки...

Do you really want to delete ?