Возраста нет.
Правда-правда!
Совсем нет. Никакого.
Просто кто-то когда-то придумал измерять жизнь такими отрезками — годами.
Такая глупость, да?
* * *
Она сидит на лавочке, с палкой, в старом пальто и платке, смотрит на листья. Разве ей семьдесят пять? Да нет же. Ей что-то около двадцати.
Она, в общем-то, могла бы встать, выбросить к черту платок и пальто, навсегда забыть возле скамейки свою палку, и пойти легко по листьям. И было б на ней красивое платье, и серьги, и каблучки.
И волосы длинные. Темные, а не седые.
Она могла бы позвать друзей и гулять до утра по набережной, разливая портвейн, пьянея от вкуса яблок и внимания мужчин.
Если бы только кто-то когда-то не придумал измерять жизнь годами.
Ему примерно девятнадцать.
Просто он об этом уже давно забыл. Ему когда-то давно пришлось стать взрослым.
Он работает в огромном здании, а вечером проходит коридорами, и в лифт — и вниз, с восьмого на первый, на улицу.
На нем костюм. Он заводит машину, и проверяет рукою карманы, где права — на которых кто-то, незнакомый совсем, уставший, с морщинками — подарками прожитых лет.
И в багажнике его авто — тонны ненужного опыта. А на руке — слишком дорогие часы.
В его кабинет не входят без стука. И у него серебряные виски.
Дома его ждет жена и почти уже взрослый сын — "Па, я пойду?"
И идет в ночь, гулять по набережной, в рваных джинсах.
Вчера еще он сам был в кедах.
Он мог бы выбросить часы, закрыть свой кабинет, и никогда, никогда не ходить коридорами в лифт, и с восьмого — на первый. Он мог бы сам уходить в ночь на набережную, пьянеть от портвейна и яблок, и быть глупым, глупым, счастливым мальчишкой.
Если бы кто-то когда-то не придумал измерять жизнь годами.
Когда мне было шестнадцать, я смотрела на тех, кто в два раза старше, и думала, что они так много знают.
Они были мудрыми все, и мне казалось, что все они понимают то, что мне пока недоступно.
Через пару часов мне тридцать. И я знаю, что это все неправда.
Им тоже было шестнадцать. Только лица почему-то стали другими.
Просто кто-то когда-то придумал измерять жизнь годами.
Не измеряется, на самом деле.
Это просто такая комедия. Тело стареет, а то, что внутри — вовсе нет.
И сидят на лавочках двадцатилетние бабушки, и выходят из своих кабинетов девятнадцатилетние мальчишки, и тридцатилетним на самом деле — шестнадцать.
Возраста нет. Правда-правда. Совсем нет, никакого.
Просто кто-то когда-то придумал измерять жизнь годами.
Вот дурак).
http://prostitutka-ket.livejournal.com/2...
add comment
recommend
bookmark
subscribe